В дни поражений и побед - Страница 19

У нас часто бывает Виктор. Они с Жоржем большие друзья. Все такой же веселый, беззаботный и несколько наивный, как и прежде. Он служит помощником начальника конвойной команды при тюрьме. Ужасный, в сущности, человек. Ненавидит красных страшно, и что у них там творится, одному богу известно. Я далеко не всегда могу выслушать их до конца. Да и вообще… Все это… кровь… веревки… допросы… Все это как-то не вяжется в моем представлении с ним. Ведь он, в сущности, такой милый, чуткий и застенчивый человек. Помнишь, как он краснел всегда, когда говорил с тобою. Он еще и до сих пор в душе обожает тебя…»

– Хорош наивный? Мерзавец! Разговаривать – краснел, а плетью шкуру со спины спускать – хоть бы что! – проговорил, останавливаясь, Сергей. – Знаешь! Я не любитель всяких там жестокостей, но, честное слово, если бы этот «наивный» мне попался, то я сказал бы, что расстрелять его – мало!

– Читай дальше.

«…Севка из училища ушел, да я его вполне понимаю. Он уже подпоручик и где-то сейчас на фронте.

Напишите скорее, как живете вы. На-днях приезжал Реммер и говорил, что твой муж получил повышение, а Глеб будто бы уехал с карательным отрядом под Мариуполь. – Правда ли это?

Письмо это посылаю с нашим хорошим знакомым, поручиком Юрием Борисовичем Волчиным.

Он едет в командировку. Я думаю, что ему можно будет у вас на несколько дней остановиться. С ним же пришли мне ответ».

Сергей прочитал, вложил письмо обратно в конверт и аккуратно спрятал в сумку.

– Зачем это тебе?

– Пригодится. Когда-нибудь, возьмем-таки мы и Новороссийск. Пусть тогда Чека разберет, кто у кого был карателем, кто истребителем.

II

Сегодня неспокойный день в полку. Сегодня волнуется комиссар, командиры, а больше всего красноармейцы. Не потому, что наступают, например, белые, или предстоит какая-нибудь тяжелая боевая операция.

Нет! Белые очищают одну за другой станции Донецкого бассейна, боя сегодня тоже не предвидится.

Дело много сложнее: впервые из штаба бригады прислали обмундирование, а главное обувь.

Вернулся из штаба к себе на квартиру Сергей, с досадою хлопнул дверьми и выругался даже.

– Ну, что? – живо спросил его Николай. – Как там?

– Что! Хорошего мало, конечно. Девяносто пар ботинок на весь полк, в то время, когда восемьдесят процентов разутых.

– Фюиить! – даже присвистнул Николай. – Какого же это чорта! Курам разве на смех. Сколько же на нас-то пришлось?

– Восемь пар! Вот тут и обходись, как знаешь. Одному дашь, другой к горлу пристанет. «Почему ему, а не мне? Я тоже, да у меня тоже!..» Не люблю я этих подачек по чайной ложке, только людей растравишь.

Весть о получении обмундирования уже давно облетела красноармейцев, но сведения от одного к другому передавались преувеличенные. Говорили, что наконец-то обуют почти весь полк, а уж если не весь, то во всяком случае больше половины. И толпились сейчас все около квартиры, нетерпеливо ожидая раздачи.

– Сколько? – обступили вышедшего Николая.

– Английские или русские?

– Восемь пар всего! – сконфуженно закричал Николай.

– Восемь па-ар?!

– Чтоб им подавиться! Так это што ж, кому же достанется? Почитай никому.

– Ладно! Там видно будет. В две шеренги становитесь. Командир осматривать сейчас будет, – старался перекричать Николай красноармейцев.

– Чего осматривать? – со злобной ноткой выкрикнул кто-то. – Али и так не известно?

Волна глухого раздражения, вызванного острым разочарованием, прокатилась по рядам. И недоверчиво, даже озлобленно посматривали красноармейцы то на командира, то на коптера, усевшегося с грудкой новеньких желтых ботинок на крыльце, то на свои собственные, закорузлые, с поднятыми кверху носами, с разъязвленными ртами, через которые виднелись мокрые серые портянки.

– Вот что, товарищи! – закричал Сергей. – Почти что всем вам одинаково нужна обувка, а ее вы сами видите сколько. А потому я отберу из вас тех, у которых ботинки самые плохие, а они метнут жребий промеж себя.

Заговорили все разом, торопливо, каждый предлагая тот способ дележа, который давал ему больше шансов получить одну из этих восьми злополучных пар.

– Зачем отбирать? Пускай все тянут. Все в одно время получали!

– Валяй, валяй, отбирай! У кого может хоть какие подходящие есть. Что ж ему вторую пару, а кому ничего?

– Для чего по жребию? Ты так давай! Рази не видишь, у меня вон одного ботинка вовсе нет.

– Заткни глотку, чорт! Ты куда ж его дел? У тебя еще вчера был.

– Вчера был, а сегодня совсем разорвался.

– Совсем! У всех совсем!

– Давай чтобы на всех обувка была! – крикнул кто-то из задних рядов громче остальных.

– Ладно там! – оборвал Сергей, – как я сказал, так и будет. Не галдеть! Выходи вот ты… ты…

Но первые же пропущенные тотчас подняли крик, обступили Сергея, и каждый, захлебываясь, доказывал ему свое безусловное право на участие в дележе.

– Меня пошто пропустил!

– Ты вот посмотри, посмотри!

– Ты куда, сволочь, тоже лезешь?

– Дать ему в рыло раза! Сукину сыну!

– Я при Колчаке получал!

– Я вовсе не получал. Свои из дома дотрепываю.

– Пропади я пропадом, если я не токмо в наряд, а хоть куда пойду, пока не получу! В Сибири пальцы обморозил, тут всю дорогу почитай босый прошел. Довольно!

– И я!.. И я!..

– И мы все!..

– Чтобы их чорт с войной такой побрал, когда не дают, что солдату положено!

– В штабах все поодетые. По три комплекта имеют.

– Не пойдем без ботинок! На всех пускай присылают!

– Давай комиссара!

– Провались он, комиссар, что от него толку! Довольно ноги пообивали!