– Я вот вам дам, сукины дети, сдох! Отделаться хотите!
И поручик чиркнул спичкой. – Глаза Семки были широко открыты и безжизненны.
– Вот стервец! – изругался офицер.
Потом, посмотрев на солдат подозрительно, приказал выбросить.
И тело замученного партизана, упав грузно на сыроватую землю, покатилось по склону и, приткнувшись к кусту распускающегося шиповника, замерло без движения навеки.
Долго ждал не подозревающий нависшей над ним опасности отряд.
– И чего только копается? – ругал матрос Сергея.
Впереди по шоссе показалась большая часть белых. Партизаны попрятались по кустам. Солдат проходило много, нападать было опасно, и их пропустили мимо. Не прошло и получаса, как впереди показались опять солдаты.
«Куда это их прет столько?» – подумал матрос и приказал ребятам лежать под кустами не шелохнувшись.
Вдруг где-то с тылу раздался выстрел.
– Черти! Сволочи! – закричал он, вскакивая и предполагая, что выстрелил кто-либо нечаянно из своих. Все дело испортили!
Но оттуда же послышались громкие крики и стрельба. Их обошел первый миновавший отряд. Сзади с шоссе тоже засвистели пули.
– Обошли! – панически крикнул кто-то.
– По бугру!.. По бугру!.. – бегал, раскидывая по гребню растерявшихся вначале ребят, Егор. Зарокотал пулемет и, точно косой, срезал верхушки нескольких кустов над головами.
Из-за прикрытия оправившиеся партизаны открыли сильный ответный огонь.
Два раза белые пробовали занять сопку и оба раза осаживали, оставляя убитых и раненых.
Через полчаса – первые зловещие фразы:
– Егор! Патрон мало!
– Две обоймы!.. Последняя!..
Видел матрос, что плохо дело. Забрались белые еще выше на соседний бугор и оттуда поливают из пулемета. Упал Кошкарев, медленно мешком осел Румка, и закорчились, судорожно хватаясь за землю, еще несколько человек. Слышал он, что редеют выстрелы и что кончаются патроны.
«Пробиться! – мелькнуло у него в голове. – Может хоть кто живым выйдет. А так пропадут».
– Сошников! – кричит Егор. – Кончено дело! Стрелять нечем!
– Эх! – решил он, – все равно пропадать!
И загудел во весь голос.
– Товарищи! За мной!..
И первым скатился под откос, на дорогу, за ним ринулись оставшиеся, человек двадцать.
Выстрелы сразу оборвались. Тонкая цепь как будто дрогнула, но из-за поворота, лязгнув железом подков о землю, вылетел и врубился откуда-то взявшийся полуэскадрон.
«Точка! – решил матрос и наган с последнею пулей взметнул к виску. – Нет! – мелькнула мысль. – Пусть сами, а она им». – Выстрелил в упор в грудь какого-то кавалериста и упал рядом с ним, бессильно откинув назад разрубленную голову. Через несколько минут все было кончено. По дороге валялись зарубленные, а человек восемь были захвачены живыми. Среди них Егор… Силантий… Яшка… Васька… Их оставили для допроса.
Егор стоял хмуро и вызывающе. Когда офицер, заметив это, ударил его кулаком по лицу, он проговорил холодно, сплевывая на траву кровь:
– Бей! Теперь твоя взяла! Бей, сволочь! Попался бы ты ко мне, я с тебя совсем шкуру спустил бы!
– А, м-мерзавец!.. – завопил в бешенстве офицер и только что замахнулся на него снова…
Как вдруг… далеко, далеко за горами глухо загудели взрывы. И видно было, как выражение тревоги и растерянности невольно появилось на лицах белых.
– Товарищи идут! – громко и убежденно крикнул Яшка.
Единодушный вздох облегчения вырвался у всех пленников. А Силантий, широко, по-детски улыбнувшись, перекрестился даже.
– Я вам покажу!.. Я вам дам товарищей! – закричал опять офицер.
– Ничего ты, подлец, не покажешь, – угрюмо и с насмешкой опять сказал Егор. – Вам самим убираться надо. Разве что только по пуле пустить сумеете!
Должно быть, и правда некогда стало белым, потому что они отказались даже от допроса.
– Только не возле дороги! – говорил старший офицер поручику. – Здесь наши же проходить будут.
Партизан отвели на несколько сот шагов как раз к самому берегу моря.
– Прощайте, ребята! – сказал Егор.
И, должно быть, впервые разгладились морщины на его хмуром лице, и он улыбнулся.
– Прощайте! Знали мы, что делали, знаем, за что и отвечаем.
Треснул залп. Крикнуло эхо. Испуганные взметнулись чайки. Упали люди.
– Готовы!
– Следующие…
По щеке у Яшки катились слезы. Его старая чиновничья фуражка с выцветшим околышем и кривобокой звездой съехала на-бок. Рубаха была разорвана. Он хотел что-то сказать, но не мог.
Остальные замерли как-то безучастно. Только Силантий, сняв шапку, стоял спокойно, уставившись куда-то мимо прицеливающихся в него солдат, и тихо молился.
– Господи! – шептал он. – Пошли на землю спокойствие… и что б во всех краях, какие только ни есть, товарищева сила была… И не оставь Нюрку!
Уже широко бледная полоса наступающего рассвета залегла на востоке. И предутренним сырым холодком повеял ветер с моря, когда, нагруженные буханками, не предупрежденные Семкой, ребята Сергеева отряда приближались к своему укромному убежищу в горах.
«Запоздали немного, – думал Сергей, – и то еще торопились. Всего какой-нибудь час передохнули».
И он с удовольствием вспомнил, как в крохотной хибарке старика сторожа за это время он успел узнать все последние новости города.
… «Белым не хватает кораблей… Самый главный ихний уехал… Должно вот-вот придут товарищи… Все рабочие ожидают».
– Володьку увижу!.. Кольку увижу!.. Вот уж не думают-то!
На душе становилось хорошо и весело. Точно мягко колыхалось что-то широкими волнами… Вниз – вверх… вниз – вверх…